Перед началом финальной серии я пытался понять, за кого мне болеть. Ведь в таком противостоянии обязательно нужно иметь свою сторону…
Я много раз бывал в Челябинске и искренне полюбил этот город, который отвечал мне взаимностью. Каждая поездка туда была полна только приятных событий, а люди — невероятно открытые. В отличие от других городов, где журналиста могли встретить с некоторой надменностью, здесь я чувствовал себя легко и свободно. Я понимал, что эти люди особенные.
В Челябинске неожиданно расположился ко мне Валера Белоусов, который в Омске наотрез отказывался от любых интервью и реагировал на приветствия лишь коротким, равнодушным кивком. В Челябинске же он встречал меня в своем тренерском кабинете, рассказывая анекдоты. Я интересовался его тренерскими архивами, и Валерий Константинович без колебаний позволял заглянуть и в свои тетради, и в шкаф. Смотри что хочешь.
Там же, стоило только попросить, мне сразу после матча выводили травмированного юниора Ничушкина, который морщился от боли.
Однажды я осмелел и попросил интервью с главной звездой города, всеобщим любимцем Женей Кузнецовым. Клубное руководство, покашляв и переглянувшись, пообещало: «Будет».
Видимо, Женя уже тогда проявлял свой характер. Или Белоусов просил не тревожить парня. Но всегда есть место исключениям.
Кузнецов действительно пришел — и мы проговорили около двух часов. Помню, я думал: какой же он худенький, рыженький…
Прошел год, я снова “заказал” Кузнецова — и был поражен переменами. Тот мальчик, поражавший своей худобой, оброс мускулами. Совсем другой человек!
Я даже сказал ему об этом — и Кузнецов поощрительно усмехнулся…
Даже голос у него был другой. Но об этом я говорить не стал. На главный вопрос он так и не ответил: почему остался в «Тракторе», не уехал в «Вашингтон»?
Зато ответил спустя время Владимир Николаевич Кречин, к тому моменту уже ушедший из клуба руководитель. Кстати, изумительный человек. Жаль, что как-то потерялся.
Я расспрашивал, как удалось удержать Кузнецова.
— Сильно прибавили, — ответил Кречин.
— Раза в три? — воодушевился я.
Кречин усмехнулся какой-то странной, незнакомой мне усмешкой. Что-то пересчитал в уме. Взял салфетку, щелкнул паркером.
Крупно нарисовал цифру «44» — и, скомкав салфеточку, бросил в пепельницу.
Я подумал, сейчас подожжет. На всякий случай.
Но нет, поджигать не стал.
Теперь закашлялся уже я.
— В 44 раза? — сдавленным голосом переспросил.
Кречин, усомнившись, попросил у официанта калькулятор. Пробежался пальцами по клавишам — словно по роялю.
— Нет. Я ошибся.
Выдыхаю с облегчением. Виданное ли дело — в 44 раза? Это если бы мне повысили зарплату в 44 — я бы получал… Это умножить на это плюс аванс… Я бы… Сумасшедшие деньги! А у Кузнецова, надо думать, зарплата была не корреспондентская.
— В 40! — определился с цифрами Кречин, трижды отжав буковку «С». Чтоб возможный подслушивающий не подсмотрел. Большой хоккей учит аккуратности.
— Вот представьте его реакцию. Можно понять, почему не уехал?
— Еще бы.
— Но была тонкость. Спасибо Александру Медведеву — он помог удержать Кузнецова. В КХЛ тогда была статья расходов: чтобы удержать самых ярких молодых хоккеистов, для популяризации Лиги делали «дополнительное финансирование от КХЛ». Медведев выделял на зарплату Кузнецову приличную сумму. Исправно перечисляли.
— Сколько от контракта?
— Четверть.
— Я не ослышался? Лига финансировала четверть контракта игрока «Трактора»?
— Ну да. Время спустя Тимченко все это запретил. Кузнецова мы сохранили — за это время выиграли Кубок Континента и бронзовые медали. На следующий сезон — Кубок Восточной конференции и серебро.
Я вспоминаю тот Челябинск — и мне страшно возвращаться в нынешний. Было настолько здорово прежде!
В том клубе «Трактор» работали девушки такой красоты, что хотелось глаза протереть: возможно ли это? Я внутренне замирал, видя эти тонкие профили…
К сожалению, мечтали они не о корреспондентах. В крайнем случае — о хоккеистах.
Но все равно боюсь увидеть их потускневшими.
Знаю, что не встречу Геннадия Цыгурова, прикладывавшего платочек к глазам, рассказывая о погибшем сыне и собственных онкологических бедах. А платочек, я заметил, в горошек, розовый. Женский. Значит, жена сунула в карман собственный…
Не прокатит по городу на злой, приземистой BMW Валера Карпов. Перекрикивая ревущий мотор:
— Сейчас поедем…
— Куда?
— Не скажу. Удивишься!
Приезжали мы в собственный зоопарк знаменитого нападающего. Какая-то мартышка тут же кидалась ему на шею, гладила по вихрам. Стоило приблизиться мне — скалилась, ревновала…
Этот Челябинск уже в прошлом — но я переживаю за нынешний, помня все это тепло. Смотрю на Гро с симпатией и доверием — раз уж забрался он так высоко. Да и не только поэтому. Может ли не располагать этот добродушный толстяк? Очаровательный человек! А какая при нем переводчица!
Вот только понимаю и не понимаю его разговоры о чужих вратарях — лучше бы сосредоточился на собственных. А то шайба залетает в важнейший момент от шлема Фукале — а Исаев безупречен.
Конечно, я никогда не буду равнодушен к этому городу и к «Трактору». О чем вообще говорить?
Но я смотрел на их игру в финале — и улавливал пугающее сходство с историей, когда в финал вывел эту команду Белоусов. Вот так же выложились на «Ак Барс», а в финале ползали. Очень быстро ясно стало, кто станет чемпионом. Тогда — «Динамо».
Вот и здесь, в пятом матче характерная история: «Локомотив» забивает, камера выхватывает скамейку «Трактора» — а там прозрачные от усталости глаза, полное опустошение. Нет сил даже горевать. Все-таки череда камбэков стоит дорого — устает даже металл.
Второй период решающего матча лично мне показал: хоккеисты у Челябинска не хуже. Но Ярославль играет, «Трактор» перебарывает себя.
Мне казалось, все с этим матчем ясно. Никогда счет 1:0 не выглядел таким незыблемым.
Я готов был написать, что «Трактор» выплеснул остаток сил на прощальный штурм. Казавшийся безнадежным.
Но вдруг случился гол!
Прости меня, «Трактор», за неверие. Время героев не прошло. Вы меня пристыдили этой шайбой.
Я не радовался и не огорчался. Я сидел совершенно ошеломленный. Как-то умудряясь переживать за тех и других.
Представил вдруг, как становится теплее шампанское в комнатке администратора «Локомотива».
С того момента «Трактор» был не хуже. Подтверждая один из самых странных законов, о котором только слышал: когда кажется, что сил нет — ты израсходовал 40 процентов возможностей.
Вот откуда что взялось? Я же видел эти капли пота, это опустошение в челябинских глазах!
Представил, как взметнулись тысячи рук в челябинской фан-зоне — и порадовался развитию сюжета. С драмой всегда лучше, чем без нее. В таком матче и должно быть напряженно до тряски. Слишком уж хорош был этот розыгрыш Кубка Гагарина, чтоб заканчивать его буднично.
А точка должна быть вот такой, поставленной Шалуновым — челябинским воспитанником, оставляющим «Трактор» без кубка.
Как не болеть за Ярославль? Конечно же, я переживал и за «Локомотив». На глазок разрезав внутренние резервы любви.
Эта команда и город всегда были для меня особенными. В конце-то концов, сел в машину — и через четыре часа там. Под предлогом хоккея и футбола завязывал в позапрошлой жизни еще и какие-то романтические узлы…
Я мотался в этот город словно на дачу. На чемпионате мира подмигивал Рахунеку словно старому товарищу — и даже рад был, что он достойно выглядел в драке с могучим Артюхиным.
Всякий тренер, поработавший в Ярославле, становился для меня фигурой. За всяким наблюдал с особенным интересом — кроме Хейккили. Вот этого терпеть не мог. Зато мне даже сегодня интересно — как там пан Вуйтек? Как Юлиус Шуплер?
Когда-то пан Юлиус мне шепнул доверительно: «Вот исполнится тебе 50 лет — все девчонки — твои, сами будут вешаться». Ждал с волнением и трепетом. Наконец 50 исполнилось. Что-то изменений не замечаю. Скорее наоборот. Должно быть, пан Юло шутил.
Вот чувствует ли Игорь Никитин эту связь с ними, своими предшественниками? Между прочим, отыскивая в прошлом для Никитина двойника, я почти моментально нахожу: да это же Петр Ильич Воробьев, современная версия!
Петр Ильич был тем человеком, который сделал Ярославль командой-чемпионом. С приблизительно таким же стилем игры. После первого матча финальной серии мне подумалось: кажется, Игорь Никитин станет тем, кто в новейшей истории «Локомотива» все повторит.
Нет в Ярославле гостиницы, в которой не жил бы. Нет уголка, по которому не прошел бы. Объезжая всю округу, заворачивал то к волшебному круглому храму в Курбе, то к величественному Толгскому монастырю.
Как мне кажется, я знаю каждую яму на дорогах этого города. Но возвращаясь через полгода, с торжеством фиксирую — ту яму заделали.
Секунды не проходит — бух колесом! Ага, надо запомнить — новая вот здесь…
Я до сих пор помню лица и голоса почти всех, погибших в самолете «Локомотива». Каждый год прикидываю — вот сейчас играл бы кто-то из этой команды? Или уже все закончили бы?
Да нет, играли бы. Урычев, Собченко — сто процентов. Саша Галимов — возможно.
Мне и хочется, и страшно напрашиваться снова в гости к родителям Галимова. Столько всего увидел, столько почувствовал когда-то в их доме.
Сам Саша лежит вдали от команды, на другом кладбище — и, проезжая мимо, в сторону Рыбинска и Тутаева, я высматриваю меж деревьев его памятник. С дороги отлично видно — если знать, куда смотреть. Красный свитер «Локомотива» и провожает, и встречает многих на этой трассе.
Я еду в волшебные костромские чащи мимо того места, где упал самолет. Прежде заезжал всегда. Сверни налево, три улочки — и вот оно. Сейчас мне страшно. Заглушил в себе не воспоминания, но боль. А если заеду — знаю себя, все закрутится по новой…
Но как мне не переживать за эту команду?
До сих пор помню, как играл «Локомотив» Вуйтека. Мощь, размах, какие-то былинные люди — вроде Коваленко, Жукова и Красоткина. Как это забыть? Это все настолько смонтировалось, переплелось с открытием новой «Арены», что казалось — по-другому и быть не может. Все в порядке вещей. Какой дворец — такая и команда. Наверное, чемпионы навсегда.
А потом появился холодный финн Хейккиля, все эмоции выражавший почесыванием бороды, — и ясно стало: еще как может быть по-другому! Помню, один из героев чемпионского Ярославля Володя Антипов явился с собранной сумкой в аэропорт. Собирался лететь с командой в Казань, кажется. Только там узнал от финна, что никуда не едет. На него не рассчитывают. Возможно ли такое было при Вуйтеке? О чем вы говорите?! Никогда!
Знаю, что Никитин, в прошлом очень крутой хоккеист, никогда не обойдется со своим игроком вот так. Сам он многого не рассказывает, но посмотрите в его глаза — там многое написано.
Чуть отойдя от хоккея, я с некоторых пор не появляюсь в чемпионских раздевалках. Пожалуй, жалею о своем домоседстве — а значит, скоро вернусь.
Пока же со стороны наблюдал, как Ярославль мчал к своему новому чемпионству — по странному недоразумению отложив ликование на год. Не сомневался я в этой команде и в прошлогоднем финале. А вон как вышло.
Пусть в самом Ярославле мало что напоминало о финальной серии — не считая фан-зоны, но думалось: вот выиграют, и город проснется. Я-то Ярославль знаю и ни секунды в его способностях ликовать не сомневаюсь.
А эти фамилии: Березкин, Шалунов, Каюмов и далее по списку, — будут помниться десятилетиями. Я очень рад, что в этой команде есть Радулов. Все-таки в чемпионском составе должен быть хоть один легендарный. Ну и Никитин, разумеется. На наших глазах выросший из хорошего парня, отличного защитника в тренера экстра-класса. Вы видели, как он ликовал, каким живчиком оказался? Приятно посмотреть!
Все сбылось. С чемпионством, Ярославль! Вы — самые сильные!
Савелий Столов